Подвиг разведчика

На фоне «актуально-концептуального» официоза, одиозных «премий» и  ярмарок арт-тщеславия особенно ценны подлинные явления культуры, составляющие сердцевину художественного процесса. Самое знаковое событие сезона – это, безусловно, небольшая, но очень изящная персональная выставка харизматичного Кима Бритова в Центральном Доме Художника на Крымском валу.

Феномен Бритова поражает. Как в эпоху диктатуры безликого соцреализма и плакатного «сурового стиля»  сформировался столь яркий, пронзительный, и в прямом смысле слова, бесстрашный колористический талант? И создать целое постфовистское направление в русском искусстве ХХ века – неповторимую Владимирскую школу живописи?

Думается, ответ кроется в уникальной судьбе художника. Ким Бритов родился 8 января 1925 года в самый драматичный период нашей истории. В 1938 году были арестованы его родители. В начале войны работал токарем и такелажником.  В 1943 году  ушёл добровольцем на фронт, где сражался в полковой и артиллерийской разведке, был тяжело ранен. Брал Берлин, был участником встречи на Эльбе. Бесспорное свидетельство героизма – боевая медаль «За Отвагу».

Примечательно, что его становление произошло не под прессом мёртвой псевдотрадиции в удушливых стенах сталинских академий и институтов, когда надломить молодой  талант особенно легко. Лишь год он проучился  в Мстерской  художественно-промышленной школе, но мастером миниатюры стать ему  было не  суждено  – изуродованная ранением рука не позволяла писать тонкими кисточками.

Подобно мастерам древности он был воспитан тремя талантливыми художниками старой школы напрямую. Если С.М. Чесноков научил его чувствовать и любить природу, то К.Н. Мазин не только распахнул мир живописи классиков рубежа Х!Х- ХХ вв, многих из которых он знал лично, но, подобно мастерам Ренессанса, дал возможность ученику работать совместно, непосредственно наблюдая работу учителя. А Н.П.Сычёв , художник и учёный- реставратор открыл молодому художнику запретную иконопись, в том числе знаменитое «Строгановское письмо».

Именно поэтому Бритов не импрессионист, не просто мастер точного  впечатления, а мощный философ. Живопись последних лет, представленная на выставке, наглядно подтверждает это. Точность и острота  в передаче солнечного света и тонких настроений природы ёмко осмысливаются колористически и композиционно. Вот почему каждый обыденный мотив: и стадо в лесу (удивительно остроумно родство орнаментальных фигур животных с узором берёзовых стволов), и солнце над полем с подсолнухами, и оттепель в городе, и первый снег на крышах избушек, фокусируются до уровня философской притчи. Даже самая маленькая по формату работа предельно – эпический символ, монументальная симфония.

При абсолютной законченности каждого произведения, свежесть первого натурного впечатления не уходит, а напротив, усиливается. Видимо, в  этом и состоит магистральная задача в создании каждого холста – предельно ёмко сформулировать это впечатление . В этом секрет разнообразия и неповторимости каждого холста.

Боевой прорыв Владимирской школы живописи всегда состоял в бесстрашном использовании предельно ярких, открытых форсированных цветов, что было по-фронтовому отважно в застойное советское время.

Однако, оглушительная мажорность бритовского колорита — не просто эффектное декоративное решение. Цвет вырастает изнутри самой жизни, из плоти родной земли, воздуха, солнца, подчёркивается фактурой материала: холста, оргалита, «скульптурой» мазков. Так и тянет врыться в  эту роскошную, мокрую «Пашню», настолько она вкусна, убедительна, космична. Хочется влиться в зябкую уютность закатного зимнего солнца ( «Суздаль.Масленница»), запустить руку по локоть в глубоко синий, осязаемо пушистый снег, нырнуть в обжигающую бездонность мартовского озера. А в «пасмурных» мотивах цвет не затухает, а, наоборот, как бы аккумулируется внутрь, благодаря чему звучит с удесятерённой силой.

Подобно старому мощному древу художник врыт корнями в русскую землю. Особенно ясно это ощущается при сравнении с его «зарубежными» произведениями. Французские пейзажи  холодны и изысканны,  нет в них  той самой прочувствованности, вулканической внутренней силы. Они написаны скорее кистью «туриста».

Поражаешься, что с годами Мастер не только не устал, не «забронзовел», а наоборот, бурно развивается и остро ценит каждое мгновение творчества. А умудрённость кисти и жизненный опыт дают возможность ещё пронзительнее и глубже выразить юношескую влюблённость в мир.

Как и прежде бывший разведчик совершает свой боевой подвиг. Он вновь выходит в свой творческий поиск, чтобы наперекор нашему унынию, жестокости и пошлой суете подарить людям минуты радости — показать  родную землю такой, какая она есть на самом деле – яркой, мощной и ослепительно прекрасной.